Западные версии высказываний И.В. Сталина 5 мая 1941 г.
По материалам германских архивов
// Новая и новейшая история. 1999, № 1
В публикации российских документов о выступлениях И.В. Сталина перед выпускниками военных академий Красной Армии 5 мая 1941 г.1, речь шла о том, что имеются различные толкования этих высказываний. Согласно одной из версий, слова Сталина имели «агрессивный», «антигерманский характер»; советский лидер якобы дал указание приступить к подготовке «наступательной войны против Германии, то есть нападения на нее. Эта версия активно пропагандируется некоторыми западными учеными, представляющими так называемое «ревизионистское направление в исторической науке — Й. Хоффманом, Э. Топичем, В. Мазером. В. Постом, а также В. Суворовым. Отмечалось, что западная версия получает в последнее время поддержку ряда российских историков.

Ниже приводятся документы из германских архивов и воспоминания современников на которые опираются западные авторы, давая такую трактовку выступлений Сталина. В данной статье выясняется происхождение этих документов, допустимость их использования в качестве источника для изучения выступлений Сталина, точность их цитирования и интерпретации представителями «ревизионистского» направления. Это позволит составить представление о качестве документальной базы, на которую опираются западные авторы, об их методах работы с источниками и степени обоснованности их концептуальных построений.

Ведущая роль в интерпретации речи Сталина как антигерманской и агрессивной принадлежит исследователю из ФРГ Й. Хоффману2. Он первым среди профессиональных историков использовал сталинскую речь для обоснования тезиса с подготовке Советским Союзом «наступательной войны» против Германии и привел доказательства, позволяющие, с его точки зрения, давать ей такое толкование. Представители «ревизионистского направления», в сущности, лишь повторяют его рассуждения, что позволяет при анализе подхода этой группы историков к речи Сталина 5 мая 1941 г. ограничиться разбором аргументов, приводимых Хоффманом. Эти аргументы на постижении многих лет не подвергаются сколько-нибудь серьезному изменению. Хоффман раз за разом повторяет, в сущности, одни и те же доводы и факты. Правда, с каждым годом тон его работ становится все более резким и безапелляционным, и он уже не останавливается даже перед прямыми персональными оскорблениями в адрес своих научных оппонентов.

Аргументы, позволяющие представить речь Сталина в качестве свидетельства намерений СССР развязать войну против Германии, в полном виде Хоффман изложил в статье «Подготовка Советского Союза к наступлению в 1941 г.». Выход в свет этой статьи в ФРГ приурочили к 50-летию начала Великой Отечественной войны3. Некоторое время спустя в «смягченной» редакции она была опубликована журнале «Отечественная история»4.

Как же удается Хоффману представить речь Сталина в качестве одного из свидетельств наличия у СССР «агрессивных замыслов» в отношении Германии? Чтобы составить представление о том, на какие первоисточники при анализе речи Сталина он опирается и как он интерпретирует содержащуюся в них информацию, приведем рассуждения в том виде, в каком они были изложены в статье, вышедшей в Германии5.

Хоффман пишет: «Сталин считал, что воина с Германией неизбежна, и, видя рост мощи Краевой Армии и ухудшающееся положение Германии, 5 мая 1941 г. счел, что настал момент, когда можно сообщить широкому кругу лиц о том, что он задумал при удобном случае перехватить инициативу. Речь, произнесенная им в этот день перед выпускниками военных академий и командирами Красной Армии, является важным свидетельством подготовки Советским Союзом в 1941 г. наступательной войны. Наши прежние знания об этом находят сегодня подтверждение в биографии Сталина, написанной генерал-полковником профессором Д.А. Волкогоновым, который приводит различные документы, прямо подтверждающие известные факты».

В речи 5 мая 1941 г., продолжает Хоффман, «Сталин раскрыл свои агрессивные замыслы». Ее венчали «военные угрозы в адрес Германии». «Согласно информации, которую получил в начале войны британский корреспондент в Москве А. Верт, — читаем мы далее в статье Хоффмана, — он [Сталин в речи 5 мая 1941 г. — О.В.] заявил, что необходимо оттянуть войну с Германией до осени, так как осенью немцы не решатся напасть. Однако война с Германией «почти неизбежно» начнется в 1942 г., когда условия будут более благоприятными. В зависимости от того, как будет складываться международная обстановка, Красная Армия «либо будет дожидаться германского нападения, либо возьмет инициативу на себя»... Хильгер [Густав Хильгер — до войны советник германского посольства в Москве. — О.В.], со своей стороны, допросил трех попавших в плен советских офицеров высокого ранга — участников мероприятия в Кремле, — пишет далее Хоффман, — описания которых, как он отметил, «совпадали почти дословно, хотя у них не было возможности договориться между собой». По свидетельству Хильгера, Сталин отреагировал резко отрицательно на тост начальника Военной академии имени Фрунзе генерал-лейтенанта Хозина и заявил, что пора кончать с оборонительным лозунгом, поскольку он устарел, и с его помощью уже невозможно приобрести ни пяди земли. Красная Армия должна привыкнуть к мысли, что эра мирной политики закончилась и началась эра насильственного расширения социалистического фронта. Тот, кто не понимает необходимости наступательных действий, — обыватель или дурак.

Такого рода высказывания Сталина, — сообщает далее Хоффман, — немцам были известны и раньше. Начальник Отдела иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных сил доложил 18 октября 1942 г. о совпадающих «независимо друг от друга составленных сообщениях» трех военнопленных советских офицеров о речи Сталина. По их словам, речь Сталина содержала следующее: «1. призыв приготовиться к войне с Германией; 2. высказывания о военных приготовлениях Красной Армии; 3. эра мирной политики Советского Союза закончилась. Отныне необходимо расширение Советского Союза на запад силой оружия. Да здравствует активная наступательная политика Советского государства! 4. война начнется в самом недалеком времени; 5. высказывания о блестящих перспективах победы Советского Союза в войне с Германией. Одно из трех сообщений содержит примечательное высказывание о том, что существующий мирный договор с Германией является лишь обманом и занавесом, за которым можно открыто работать».

«Ключевые положения речи Сталина 5 мая 1941 г., — продолжает Хоффман, — подтвердили генерал-майор И.П. Крупенников (3-я Гвардейская армия) и генерал-лейтенант Л.А. Мазанов (30-я армия). С ними беседовал советник посольства Хильгер соответственно 18 января и 22 июля 1943 г. Крупенников... заявил, «что Сталин долгие годы последовательно готовился к войне с Германией и под благовидным предлогом, не нападая непосредственно на Германию, развязал бы. ее самое позднее весной 1942 г. …Конечной целью Сталина является завоевание мирового господства с помощью старых большевистских лозунгов освобождения трудящихся». Мазанов, наоборот, «заявил, что точно информирован о речи Сталина на банкете в Кремле 5.5.1941 г. Хотя он сам не присутствовал на этом мероприятии, он почти дословно процитировал высказывание Сталина о необходимости готовиться к наступательной войне». Первыми же свидетельствами на этот счет немцы располагали уже в самом начале войны... Полковник И.Я. Бартенев (53-я стрелковая дивизия) сообщил 15 июля 1941 г., что Сталин на банкете по случаю выпуска молодых офицеров немедленно отклонил тост за мирную политику, поднятый одним генерал-майором, и заявил: «Нет, политика войны!». Шесть офицеров из разных дивизий «как один» засвидетельствовали 20 июля 1941 г.: «При выпуске офицеров генерального штаба в мае этого года Сталин заявил следующее: «Хочет того Германия или нет, а война с Германией будет». В протоколе допроса полковника Н. Любимова (49-я танковая дивизия), составленном 6 августа 1941 г., говорилось: «Пленный подтверждает прежние показания о том, что Сталин в начале мая при выпуске офицеров из военной академии сказал, что война с Германией непременно будет».

«Генерал-полковник Волкогонов, — завершает свои рассуждения Хоффман, — следующим образом резюмирует директивную речь от 5 мая 1941 г.: «"Вождь» ясно дал понять, что война в будущем неизбежна. Нужно быть готовыми к «безусловному разгрому фашизма». И далее: «Война будет вестись на территории противника, и победа должна быть достигнута малой кровью». Волкогонов цитирует некоторые ключевые документы, которые показывают, как после речи Сталина были форсированы приготовления к наступлению»6.

Разбор речи Сталина в статье Хоффмана сочетается с цитированием различных документов, касающихся как вопросов внешней политики СССР, так и военной доктрины, оперативного планирования Красной Армии, которые, по его мнению, также свидетельствуют о наличии у советского руководства в 1941 г. намерений развязать войну против Германии.

Рассмотрим аргументы, приводимые Хоффманом. Насколько они заслуживают доверия?

Высказывания Верта, с которых он начинает свои рассуждения, представители «ревизионистского» направления западной историографии уже давно рассматривают как одно из наиболее веских свидетельств, подтверждающих их версию. Оно имеет для них исключительную ценность, поскольку исходит из лагеря бывших союзников СССР в войне против Германии. Это обстоятельство позволяет им представлять высказывание Верта, согласно которому Сталин якобы говорил выпускникам военных академий, что война с Германией «почти неизбежно» начнется в 1942 г. и, может быть, СССР возьмет инициативу ее развязывания на себя, как неоспоримое. Однако свидетельство Верта, к которому апеллируют не только представители «ревизионистского» направления, но нередко и его критики7, требует к себе в высшей степей осторожного отношения. На это обстоятельство уже указывали, исследователи8.

Дело в том, что в 1941 г. советскими службами были пущены в оборот с небольшим интервалом две противоположные дезинформационные версия речи Сталина пер выпускниками военных академий. Одна версия была «подброшена» в мае — начале июня 1941 г. германским журналистам в Москве (документ № 1), другая, после того как война уже началась (на это время указывает в своей книге Верт), — британским (документ № 2). Ни та, ни другая версия, как о том можно судить, сравнив их с «краткой записью» речи Сталина 5 мая 1941 г. и другими российскими документами9 не имели ничего общего с тем, что говорилось в действительности. Обе версии были нацелены на решение конкретных политических задач. С помощью одной накануне войны пытались повлиять на немцев, подтолкнуть их к переговорам и тем самым предотвратить, хотя бы временно, военное столкновение. С помощью другой, когда война уже началась, Кремль рассчитывал оправдать перед англичанами свой курс в отношении Германии после 23 августа 1939 г. и подчеркнуть, что Советский Союз хотя и сотрудничал с Германией, намеревался-де в самом ближайшем будущем силой оружия покончить с ее господством в Европе. Такая версия отвечала потребностям СССР в налаживании союзнических отношений с Великобританией в рамках гитлеровской коалиции. Неслучайно версия сталинской речи, «подброшенная» в 1941 Верту, учитывая ее характер и причины появления на свет, была впоследствии опущена им при издании на русском языке авторизированного перевода его книги10.

Еще более спорным свидетельством наличия у СССР намерений напасть на Германию, отраженных якобы в речи Сталина 5 мая 1941 г., являются цитируемые Хоффманом воспоминания бывшего советника германского посольства в Москве Хильгера (документ № 3). Их вряд ли можно назвать политически беспристрастными. Хильгер, отвечавший за подготовку аналитических материалов о внутриполитическом и экономическом развитии СССР, представлявших первостепенный интерес для германской военной разведки, верно служил интересам нацистского режима. После нападения Германии на СССР он принимал участие в организации пропаганды, направленной на подрыв боеспособности Красной Армии, в формировании «власовского движения»11. С лета 1943 г. по распоряжению германского министра иностранных дел Й. фон Риббентропа Хильгер отвечал за сбор среди советских военнопленных информации, которая могла быть использована в политических, военных и пропагандистских целях12. Им предлагались рецепты внутриполитической дестабилизации СССР, его национальной и территориальной дезинтеграции13. После капитуляции Германии с группой специалистов по «русским делам» из различных гитлеровских ведомств Хильгер какое-то время находился в США, где делился с американскими коллегами имевшейся у него информацией и опытом борьбы против СССР, которые в условиях начинавшейся «холодной войны» представляли для тех несомненную ценность. С 1946 по 1953 г. Хильгер, как о том туманно сообщают справочники, «работал в Берлине на правительство США»14. Мемуарами, написанными в 1949–1952 гг., то есть в самый разгар «холодной войны» (они вышли в свет сначала на английском, а затем в 1955 г. на немецком языке), Хильгер, в сущности, продолжал воевать. По всем своим параметрам они отвечали «требованиям текущего политического момента».

Анализ документов, хранящихся в фондах Политического архива министерства иностранных дел ФРГ, позволяет заключить, что три пленных советских офицера, о которых пишет Хильгер в мемуарах, никогда не делали лично ему, как он это утверждает, никаких сообщений. Обращаем внимание на донесение начальника Отдела иностранных армий Востока (военная разведка) Генерального штаба сухопутных сил Германии (ОКХ) полковника Р. Гелена от 18 октября 1942 г., которое Хоффман цитирует в своей статье вслед за отрывком из мемуаров Хильгера. Из этого документа, точнее говоря, из прилагавшихся к нему «сообщений», а не из протоколов проведенных им допросов военнопленных, Хильгер берет те несколько фраз, которые приводит в своих мемуарах. Донесение было направлено Геленом представителю министерства иностранных дел Германии при ОКХ X. фон Этцдорфу, а тем переадресовано Хильгеру для ознакомления и последующей передачи руководству министерства, о чем свидетельствуют рукописные пометы на документе (документ № 5). В том, что и другое утверждение Хильгера: описания, сделанные советскими офицерами, «совпадают почти дословно» — не соответствует действительности, а сами эти документы весьма сомнительного происхождения, у нас еще будет возможность убедиться.

Кто же эти загадочные пленные советские офицеры, о которых говорится в донесении Гелена, в мемуарах Хильгера, о которых затем пишет Хоффман? Как следует из донесения Гелена, их «сообщения» были представлены для ознакомления даже Гитлеру. С ними знакомился и Риббентроп, о чем свидетельствуют его мемуары15, а также запись его беседы с регентами болгарского царя Симеона — князем Кириллом, братом царя Бориса Ш, и Б. Филовым 19 октября 1943 г. (документ № 4).

Прежде чем приступить к рассмотрению этого вопроса, сделаем отступление и остановимся на «свидетельстве» Риббентропа. Хоффман не включает его в свою систему аргументов и даже ни в одной из работ не упоминает»16. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, тем, что прямая ссылка на Риббентропа, военного преступника, казненного по приговору нюрнбергского международного трибунала, дискредитировала бы самого Хоффмана и его концепцию. Привлечение в свидетели Риббентропа было бы равнозначно ссылке на обращение Гитлера к немецкой нации от 22 июня 1941 г. и на заявление нацистского министерства иностранных дел от того же дня. В них как раз и был сформулирован тезис, гласивший, что вермахт был вынужден нанести «превентивный удар» по СССР, изготовившемуся якобы к нападению на Германию17.

Во-вторых, Риббентроп как свидетель нежелателен для Хоффмана и его единомышленников, потому что своей «интерпретацией» фактов он способен бросить тень на их систему аргументов. Мало того, что Риббентроп все перепутал (речь Сталина, по его словам, была произнесена не 5 мая, а 5 апреля 1941 г., прием, на котором выступил Сталин, состоялся не в Кремле, а в военной академии имени М.В. Фрунзе, а военнопленных, давших показания о сталинской речи, было не трое, а четверо), он допустил в своих высказываниях перед князем Кириллом явные «неточности», которые без труда опровергаются документами. Так, он, в частности, упомянул о двух поступивших независимо друг от друга «агентурных донесениях» — «из Москвы» и «из лондонского источника», относя их по времени к весне 1941 г., в то время как известно, что никакой иной информацией о речи Сталина, кроме того, что было сообщено в Берлин 4 июня 1941 г. германским послом в Москве Ф.В. фон дер Шуленбургом, а позднее донесено германской разведкой со ссылкой на источник в Лондоне, который в свою очередь, по-видимому, опирался на информацию Верта, немцы вплоть до конца 1941 г. не располагали. Кроме того, Риббентроп совершенно исказил содержание этих двух сообщений, представив дело так, будто бы то, что осенью 1942 г. говорилось в донесении Гелена, было доложено в Берлин годом раньше из Москвы и Лондона.

Германский министр в беседе с Кириллом не удержался и от явных фантазий. Прочитав несколько дней спустя все то, что он наговорил, Риббентроп вычеркнул или исправил некоторые пассажи в записи беседы, уже подписанной главным переводчиком германского правительства П. Шмидтом. В частности, он вычеркнул абзац, в котором говорилось о том, что Гитлер якобы спрашивал Риббентропа, насколько можно доверять «агентурным донесениям» из Москвы и Лондона, а Риббентроп подтверждал наличие у СССР агрессивных устремлений. Впутывать фюрера в свое вранье Риббентроп, по-видимому, побоялся: одно дело разговор в узком кругу, а другое — когда сказанное превращается в официальный документ.

И еще одно исправление в записи беседы, сделанное рукою Риббентропа. Шмидт зафиксировал: имперский министр заявил руководителям болгарского государства, что германское правительство после того, как началась война, получило сведения о том, что Советский Союз намеревался нанести военный удар по «третьему рейху» 1 августа 1941 г. Дату «1 августа» Риббентроп зачеркнул и вписал: «в августе». Видимо, и в этом случае он счел, что погорячился, назвав даже день планировавшегося якобы советского нападения.

Запись беседы Риббентропа с Кириллом и Филовым является, пожалуй, единственным германским документом правительственного уровня, в котором называется дата начала некоего советского наступления «в направлении Атлантики». Из него эта дата перекочевала на страницы трудов западных авторов. Называя ее, эти авторы, правда, забывают предупредить читателей о том, что источник, откуда она заимствована, весьма сомнительного качества, а сама дата была в нем вычеркнута рукою того, кто ее придумал.

Однако вернемся к вопросу о пленных советских офицерах, подготовивших «сообщения» о речи Сталина. Сделать это тем более необходимо, поскольку именно на них ссылается Риббентроп, называя дату «1 августа» или «август» 1941 г. И в этом случае Риббентроп допустил «неточность» — данная дата в них отсутствует.

Неслучайно ни Риббентроп, ни Хильгер, ни впоследствии Хоффман не называют имен этих офицеров. Видимо, есть причины, чтобы они так и остались анонимными свидетелями неких агрессивных замыслов СССР. Ведь назови их поименно, и несложно будет выяснить, насколько они были посвящены в секреты советской политики, были ли они среди приглашенных на прием в Кремле, сотрудничали ли они, попав в плен, с немцами. От них, безымянных, в случае чего нельзя было бы потребовать и публичного опровержения их «сообщений». Все эти соображения, очевидно, и побудили полковника Гелена завершить свое донесение фразой: «Прошу при использовании содержания этих трех сообщений воздерживаться от разглашения имен [слово «имен» вписано Геленом в текст от руки. — О.В.] военнопленных офицеров, сделавших сообщения».

Наличие в документе такой просьбы делает понятным, почему ни Риббентроп, ни Хильгер не называют никаких имен, но отнюдь не объясняет причин молчания Хоффмана. Не руководствуется же он в своих трудах абверовской директивой полувековой давности?! Причину того, что Хоффман делает вид, будто он не знаком с прилагавшимися к донесению Гелена «сообщениями» пленных советских офицеров, как нам кажется, иная. Аргумент, который могут привести Хоффман и его сторонники: в документах X. фон Этцдорфа донесение сохранилось без прилагавшихся к нему ранее «сообщений» советских военнопленных, — нельзя признать убедительным. Там их, действительно, нет, но их копии (в двух экземплярах) есть в другом фонде, причем тратить силы и время на поиски не требуется. Достаточно открыть опись документов Политического архива министерства иностранных дел ФРГ, чтобы прочесть в списке дел пятого политического отдела: «Сообщение о банкете в Москве с выдержками из речей Сталина -5.41»18. Взяв же в руки это дело, сразу понимаешь, что это и есть те самые «сообщения» трех советских офицеров, которых недостает в папке документов Этцдорфа (документ № 5, приложения 1,2,3). Трудно поверить, что Хоффман, сумевший отыскать среди множества документов не упоминаемое ни в одной описи донесение Гелена, не ознакомился с занесенным в описи делом, прямо относящимся к кругу интересующих его проблем.

Дело, видимо, в том, что упоминать, а тем более цитировать эти «сообщения» по архивным фондам, а не через донесение Гелена и мемуары Хильгера, для Хоффмана нежелательно. Сразу отпадает нужда в «авторитетных свидетелях» и раскрывается «двойная бухгалтерия». Кроме того, у кого-то может возникнуть желание проверить, насколько объективно оценивают эти «сообщения» все те же Гелен, Хильгер, а также Риббентроп, утверждающие в один голос: «сообщения» совпадают (Хильгер даже заявляет: они совпадают «почти дословно»), что затем в своих работах повторяет и Хоффман.

Но то-то и оно, что они не совпадают. Совпадения есть лишь в «сообщениях» двух офицеров — генерал-майора Наумова и майора Евстифеева, в то время как «сообщение» майора Писменя явно противоречит им. Но и «сообщения» Наумова и Евстифеева различаются по своему характеру: первое в чем-то похоже на сообщение военнопленного, тогда как второе напоминает скорее памфлет или даже фельетон. Причем возникает впечатление, что «сообщение» Евстифеева — это литературная обработка наиболее ценной, с точки зрения немцев, части показаний Наумова, предназначавшаяся для публикации в пропагандистских целях.

Укажем на некоторые формальные моменты, которые порождают дополнительные сомнения в достоверности содержащейся в документах информации и в возможности их использования в качестве источника для выяснения внешнеполитических намерений СССР весной — в начале лета 1941 г.

Во-первых, бросается в глаза нехарактерное для немецкого военного делопроизводства оформление этих «сообщений». Материалы допросов военнопленных обычно содержат в своей вводной части, как в этом можно убедиться, ознакомившись с германскими архивными фондами, подробные сведения о военнопленном: его фамилию, имя и отчество, год и место рождения, воинское звание, должность, последнее место службы19, дату и место взятия в плен, дату и место дачи показаний, а также фамилию германского офицера или должностного лица, снимавшего допрос, проводившего беседу либо получившего от военнопленного сообщение20. В данном случае практически вся эта информация отсутствует, правила оформления документов нарушены. И это тем более странно, поскольку речь идет о документах, которые подавались на самый верх, в том числе Гитлеру.

Во-вторых, в «сообщении» Наумова (документ № 5, приложение 1), отдельные положения начальной части которого можно считать достоверными, прослеживается явное смещение акцентов. Центральное место в нем занимает не изложение довольно продолжительной речи Сталина на заседании — Сталин говорил почти сорок минут, а пересказ нескольких его тостов на банкете, раскрывавших якобы некие устремления СССР к насильственному расширению своих границ и антигерманскую направленность его политики. В этом отчетливо проявляется заданный характер «сообщения», что, в свою очередь, вызывает подозрение, что кое-какие «мысли» могли быть внесены в него сотрудниками германской военной разведки либо вписаны под их диктовку. Не будем забывать, что информации о том, кто такой генерал-майор Наумов, документ не содержит21, а также неизвестно, где, когда и как было составлено данное «сообщение».

Еще более сомнительным по своему содержанию является «сообщение» майора Евстифеева (документ № 6, приложение 2), единственной темой которого является изложение тостов и выступлений Сталина на банкете. История, рассказанная Евстифеевым в той части «сообщения», которую мы не публикуем, о том, как он попал на банкет, совершенно неправдоподобна. Вряд ли можно поверить в то, что майор Закавказского военного округа, приехавший в Москву за запчастями для своей танковой бригады, смог запросто оказаться на банкете в Кремле, причем на свободном месте в Георгиевском зале невдалеке от Сталина22.

Следует также задать вопрос: коль скоро майору Евстифесву, как говорится в «сообщении», очень хотелось «услышать Сталина или его соратников и их оценку сложившегося положения», то почему он не пошел на заседание, где Сталин совершенно точно должен был выступить, а отправился лишь на банкет? Могло ведь случиться такое, что на банкете Сталин вообще не взял бы слово или ограничился бы одним-двумя тостами самого общего содержания. Остается только предположить, что майор Евстифеев был исключительно проницательным человеком, догадавшимся, что «самое главное» будет сказано Сталиным не на заседании, а на банкете, и потому решившим не тратить время попусту и поучаствовать лишь в «главной части» мероприятия. Все это выглядит очень странно. Объяснение этим странностям, как нам кажется, может быть одно — либо рукою майора Евстифеева водили германские спецслужбы, либо интересующее нас «сообщение» вообще было подготовлено ими, а именем «майора Евстифеева» они прикрыли продукт своего творчества.

Разбирая вопрос о достоверности «сообщений» Наумова и Евстифеева, отметим также следующее. Российские документы свидетельствуют: в одном из тостов, произнесенных на приеме 5 мая 1941 г., Сталин говорил о необходимости, укрепив и реорганизовав вооруженные силы, «перейти от обороны к наступлению», «к мирной, оборонной политике с наступлением», о том, что «проводя оборону» страны, следует «действовать наступательным образом», «от обороны перейти к военной политике наступательных действий» и соответствующим образом перестроить агитацию и пропаганду, что Красная Армия, коль скоро она считает себя современной армией, должна быть армией наступательной. Тост Сталина имел самый общий характер и отражал представления советского руководства об образе действий СССР и его вооруженных сил в случае войны; Никаких призывов к нанесению удара по Германии, к захвату новых территорий и экспорту революции, как о том сообщают Наумов и Евстифеев, ни этот, ни другие тосты Сталина, ни его выступление на заседании, предшествовавшем банкету, не содержали.

Не подтверждаются российскими документами и свидетельства Наумова и Евстифеева о том, что Сталин в выступлениях на банкете якобы упрекал командиров Красной Армии за переоценку успехов германской армии, призывал «держать всю страну в постоянной мобилизационной готовности», готовиться «к тяжким испытаниям, которых следует ожидать и которые предстоит выдержать в ближайшее время». Нет в российских документах и подтверждений сообщению Наумова о том, что Сталин якобы заявил: «Война, разворачивающаяся в Европе, заставляет нашу страну активно вмешаться в дела Европы».

«Сообщение» майора Писменя (документ № 5, приложение 3) отличается как по форме, так и по содержанию от «сообщений» Наумова и Евстифеева. Ни о каких тостах Сталина и его призывах к «расширению социалистического фронта силой оружия» и к территориальным захватам речи в нем не ведется23. Писмень приписал Сталину другой призыв — к нанесению некоего «упреждающего удара» по Германии, который якобы должен был являться также «местью» и «реваншем» СССР за оккупацию немцами Болгарии и посылку германских войск в Финляндию.

В том, что «сообщение» Писменя недостоверно, легко убедиться, ознакомившись с его текстом. Если верить этому «сообщению», Сталин якобы исходил из того, что противник на начальном этапе войны будет побеждать, что война приобретет затяжной характер, а преимущества СССР начнут проявляться только к концу первого года войны в результате истощения сырьевых и людских ресурсов Германии и «отдаления германской армии от баз снабжения», то есть ее продвижения далеко вглубь советской территории. Получается, что Сталин в своем выступлении перед военными в Кремле, по сути дела, предрекал тяжелейшие поражения Красной Армии на начальном этапе войны и огромные людские, материальные и территориальные потери Советского Союза, которые поставят его на грань катастрофы. Вся эта «информация» явно не стыкуется с тем, что известно о военном планировании РККА и взглядах советского политического руководства на ход возможной войны с Германией накануне 22 июня 1941 г.

Определить, откуда майор Писмень почерпнул некоторые мысли, изложенные в его «сообщении», не составляет труда. Они действительно взяты из выступлений Сталина, но не 5 мая, а 3 июля и 6 ноября 1941 г. и из его приказов как наркома обороны СССР от 23 февраля и 1 мая 1942 г. Под видом сообщения о речи Сталина 5 мая 1941 г. Писмень изложил те его высказывания, которые он имел возможность прочесть в советских газетах начального периода войны, а также факты, характеризовавшие вооружения и уровень подготовки Красной Армии, которые были известны ему как военному. От себя Писмень вложил в уста Сталина призыв к войне против Германии.

Возникает вопрос: если мы считаем, что «сообщения», прилагавшиеся к донесению Гелена, целиком или в какой-то своей части являлись плодом творчества германской военной разведки, то выходит, что она дезинформировала свое командование и политическое руководство страны. Возможно ли такое? С уверенностью можно сказать, что возможно. Не в последнюю очередь потому, что те, как это ни парадоксально звучит, сами требовали от разведки предоставления ложной информации.

Напомним некоторые факты, которые «ревизионисты» обходят молчанием. В 1941 г. ни Гитлер, ни командование вермахта не верили в то, что СССР может напасть на Германию. В Берлин не поступало никакой информации об агрессивных замыслах Советского Союза в отношении «третьего рейха». Наоборот, оценивая политику Москвы, германские дипломаты и германская разведка постоянно докладывали o желании СССР сохранить мир с Германией, не допустить возникновения в отношениях с ней серьезных конфликтных ситуаций, о его готовности ради этого пойти на определенные экономические уступки24. Материально-техническое и кадровое ее состояние Красной Армии германские военные инстанции оценивали как неудовлетворительное и считали, что РККА не способна вести широкомасштабные наступательные операции25. Учитывая эти обстоятельства, германское командование при разработке оперативных планов войны против СССР, а их составление было начато еще летом 1940 г., возможность нападения Советского Союза на Германию и наступательных действий РККА в расчет не принимало26. Гитлеровское руководство последовательно готовило именно агрессию — вторжение на территорию Советского Союза, разгром его не отмобилизованных и не развернутых в боевые порядки вооруженных сил и уничтожение СССР как суверенного государства. Это потом, начиная с 22 июня 1941 г., оно начало трубить на весь мир о том, что вермахт был вынужден нанести «упреждающий удар» по Красной Армии, изготовившейся якобы к броску на Запад.

Обвинив СССР в подготовке нападения на Германию, гитлеровцы понимали, что должны представить соответствующие доказательства. То, что прозвучало 22 июня 1941 г. в обращении Гитлера и в заявлении нацистского министерства иностранных дел, вряд ли кого-то в чем-то могло убедить. Требовались советские документы и признания советских военных. К делу была подключена военная разведка, перед которой была поставлена задача добыть такие доказательства.

С первых дней войны германские разведслужбы развернули поиски документов оперативного планирования, картографического материала, советских мобилизационных планов, государственных и партийных документов, которые могли быть истолкованы хотя бы как косвенное свидетельство подготовки Советским Союзом нападения. Эти поиски, видимо, продолжались и в 1942 г. во время германского наступления в южных районах СССР. Однако ничего так и не было найдено. Представить мировой общественности документальное подтверждение своих заявлений, прозвучавших 22 июня 1941 г., гитлеровское правительство не смогло. Не исключено, что донесение Гелена о речи Сталина 5 мая 1941 г. было призвано представить хоть что-то, что позволило бы германскому руководству выйти из затруднительного положения. Отметим, что нынешние адвокаты нацистской политики испытывают те же самые трудности. Неслучайно они с такой радостью хватаются за любой выявляемый в российских архивах документ, будь то черновой набросок одного из вариантов плана оперативного развертывания Красной Армии в 1941 г. или неутвержденный проект постановления по вопросам агитации и пропаганды, если вдруг оказывается, что в них речь идет о «наступательной политике» СССР.

Собирала германская военная разведка и высказывания военнопленных. Дать показания о том, что СССР готовил нападение, охотно соглашались перебежчики27или те, кто попав в плен, решил перейти на службу к противнику28. Использовались и иные способы получения нужных показаний. Упоминаемый Хоффманом случай, когда шесть офицеров из разных дивизий «как один» заявили 20 июля 1941 г., что Сталин на приеме в Кремле сказал: «Хочет того Германия или нет, а война с Германией будет», — одно из свидетельств этого. Нетрудно представить, при каких обстоятельствах незнакомые люди, собранные в один день в одном месте, могли сделать дословно совпадающие сообщения о том, чего не было. Показательно, что сталинские слова, которые вдруг «вспомнили» эти офицеры, никто из советских военнопленных ни до, ни после них в своих показаниях больше не приводил.

Сотрудники абвера в нужном им направлении «редактировали» показания военнопленных. В этой связи процитируем красноречивое признание Хильгера. сделанное им в письме к генералу Г. фон Швеппенбургу 10 октября 1958 г.: «Во время войны у меня не раз была возможность побеседовать с глазу на глаз с попавшими в германский плен советскими генералами. Я задавал вопрос: готовил ли Сталин нападение на Германию в 1941 г. или в последующие годы? Ответ был один и тот же: в 1941 г. ни в коем случае. Относительно более позднего времени мнения разделялись. [...] Вы же знаете, что Сталин до последней минуты не верил в возможность германского нападения. Он считал, что Гитлер лишь блефует, чтобы побудить его к экономическим и территориальным уступкам»29. Отметим, что это признание человека, подпись которого стоит под записями целого ряда бесед с пленными советскими генералами, признававшимися якобы в том, что в 1941 г. СССР намеревался напасть на «третий рейх»30, а затем в своих мемуарах выражавшего сомнения в отсутствии у Сталина агрессивных замыслов.

Обратимся вновь к донесению Гелена, чтобы внести окончательную ясность в вопрос о достоверности тех «сообщений» пленных советских офицеров, которые он переслал политическому руководству страны. В своей статье Хоффман процитировал лишь один абзац из него, не сказав самого главного: Гелен несколько раз дал понять, что прилагаемые «сообщения» могут оказаться несоответствующими действительности.

Во-первых, Гелен подчеркнул, что в «сообщениях» могут быть ошибки, поскольку они-де написаны по памяти. Во-вторых, он включил в приложение разнородные и явно противоречившие друг другу материалы, знакомство с которыми не могло не подтолкнуть к мысли о том, что они не заслуживают доверия. В-третьих, он сделал крайне странную ссылку на публикацию, появившуюся в сентябре 1942 г. в шведской газете «Дагпостен», которая сама по себе не столько подтверждала достоверность прилагавшихся «сообщений», как это может показаться на первый взгляд, сколько сигнализировала об их сомнительном характере. Гелен отметил, что источник, из которого шведы почерпнули свои сведения, Отделу иностранных армий Востока генштаба ОКХ не известен (следовательно, и судить о достоверности информации, появившейся в шведской печати, пока что нельзя). Упоминание зарубежной газетной публикации у тех, кому было адресовано донесение, по-видимому, должно было вызвать вопрос: каким образом и почему высказывания советских офицеров, по павших в плен, стали известны шведским журналистам, причем на месяц раньше, чем о них было доложено германской военной разведкой руководству страны? Не пытался ли тем самым Гелен подвести своего адресата к мысли о том, что кое-какие «сообщения» о высказываниях Сталина на приеме в Кремле могли быть подготовлены другими германскими службами31 и в военно-пропагандистских целях подброшены журналистам из нейтральной страны, как это делалось немцами уже не раз? О том, что это исключать нельзя, свидетельствует одно примечательное хронологическое совпадение — «сообщение» майора Евстифеева, текст которого, как мы уже отмечали, явно предназначался для публикации, было подготовлено в сентябре 1942 г. (об этом свидетельствует предпоследний абзац «сообщения») и в том же месяце «Дагпостен» опубликовала со ссылкой на некие высказывания пленных советских офицеров свои «разоблачения» относительно планов Сталина, в которые он якобы посвятил командиров Красной Армии в мае 1941 г.

Перейдем к свидетельствам генералов Мазанова а Крупенникова. Мы уже цитировали признание Хилъгера о том, что в действительности говорили ему пленные советские офицеры, с которыми он имел возможность «побеседовать с глазу на глаз». Одно это позволяет усомниться в том, что Мазанов и Крупенников (а беседы с ними проводил именно Хильгер) говорили о намерении СССР напасть на Германию. И все, же не будем исключать возможность такого рода высказываний с их стороны, а познакомимся с этими людьми поближе, чтобы знать, насколько заслуживают доверия их «признания», если они все-таки были сделаны.

При чтении работ Хоффмана невольно возникает вопрос: почему он, специалист по «власовскому движению», обходит молчанием тот факт, что генерал-лейтенант Власов одним из первых среди советских генералов еще в августе 1942 г. заявил немцам (с ним беседовал все тот же Хильгер), что Сталин планировал развязать войну против Германии? Почему на передний план он раз за разом выдвигает не Власова, а именно Мазанова и Крупенникова, которые дали свои показания позднее и высказывались «более сдержанно»? Причины; очевидно, те же, что и в случае со «свидетельством» Риббентропа, в отношении которого Хоффман предпочитает делать вид, что его вообще не существует. Хоффман прекрасно понимает, что упомянуть таких людей, как Риббентроп или Власов, в качестве свидетелей «агрессивных замыслов» СССР, значит бросить тень на концепцию, которую он отстаивает, что безопаснее сослаться на Хильгера или Мазанова с Крупенниковым, которые говорят, в сущности, то же самое, но не фигурируют в списках военных преступников.

Мазанов, командовавший артиллерией 30-й армии, попал в плен 13 июля 1943 г. На своем автомобиле он въехал в деревню, занятую противником. Ординарец Мазанова, открывший огонь по вражеским солдатам, погиб в перестрелке. Сам Мазанов сопротивления не оказал. На первом же допросе, как отметили немцы, он стал «спокойно, по-деловому и исчерпывающе отвечать на все задававшиеся ему вопросы». Он резко отрицательно высказывался о Сталине и советском строе, демонстрировал симпатии к генералу Власову и заявил, что поддерживает его политическую программу32. Быстро нашел с немцами общий язык и командующий 3-й Гвардейской армией Крупенников, попавший в плен 20 декабря 1942 г. Он пошел дальше Мазанова — в первые же дни плена он начал развивать перед допрашивавшими его германскими должностными лицами планы, звучавшие в унисон с тем, что предлагал немцам Власов: создание «русского контрправительства» как противовеса правительству Сталина и «русской добровольческой армии», которая должна была в составе вермахта бороться против Красной Армии за освобождение России от большевизма33. Желая понравиться гитлеровцам, оба генерала с готовностью подтвердили наличие у правительства СССР намерений спровоцировать войну с Германией.

Хоффман в своей статье оборвал цитату из записи беседы Хильгера с Крупенниковым на самом интересном месте. Говоря о речи Сталина 5 мая 1941 г., он не решился воспроизвести как раз ту часть беседы, где прямо затрагивался этот вопрос, и ограничился пересказом самых общих рассуждений Крупенникова о «целях сталинской политики». Цитируем запись: «Относительно содержания мнимых высказываний Сталина 5 мая 1941 г. на банкете в Кремле, на котором сам Крупенников не присутствовал, он заметил, что Сталин чересчур осторожен, чтобы вот так открыто выдавать свои планы. Он вспоминает: кто-то ему говорил, что Сталин подготавливал участников мероприятия к мысли о возможности конфликта с Германией, однако он даже не намекнул на то, что намерен со своей стороны спровоцировать его»34. Комментарии к такому признанию и к тому, как с ним обошелся Хоффман, думается, излишни. Обратим внимание лишь на одну маленькую деталь. Хильгер, по всей видимости, пытался выяснить отношение Крупенникова к тем высказываниям Сталина, которые приводились в донесении Гелена, — беседа Хильгера с Крупенниковым состоялась 18 января 1943 г., то есть после того, как это донесение прошло по германским инстанциям. Он назвал эти высказывания «мнимыми». Это позволяет заключить, что ни он, ни его начальство не поверили информации, поступившей от Гелена. Сомнения в достоверности сведений, полученных военной разведкой, тем не менее, не помешали Риббентропу впоследствии воспользоваться этими сведениями в пропагандистских целях, а Хильгеру в тех же целях, когда это потребовалось, воспроизвести их в своих мемуарах.

Завершая анализ документальной базы процитированного отрывка из статьи Хоффмана, отметим, что ни один из источников, на которые он опирается, не является убедительным. В силу этого не может считаться убедительной и данная им трактовка речи Сталина 5 мая 1941 г. как «антигерманской» и «агрессивной», содержавшей указание о подготовке «наступления» на Германию. С помощью такой трактовки преследуется цель обелить агрессивную политику национал-социализма, представить нападение гитлеровской Германии на СССР как упреждающий удар, превентивную войну.

Ниже мы публикуем в переводе с немецкого документы и выдержки из мемуаров, на которых основывается «ревизионистская» трактовка речи Сталина 5 мая 1941 г

№ 1

Донесение посла Германии в СССР графа Ф.В. фон дер Шуленбурга в Министерство иностранных дел Германии35

Секретно.

Москва, 4 июня 1941 г.

Содержание: сведения о речи Сталина перед выпускниками военной академии.

О содержании речи, которую Сталин произнес 5 мая 1941 г. в Кремле по случаю выпуска слушателей военной академии, пока что ничего не известно. Здешний представитель ДНБ36 Шюле через агента получил сведения о некоторых высказываниях одного очевидца, которые изложены в прилагаемой записке. За верность сведений, естественно, поручиться нельзя; тем не менее, звучат они вполне правдоподобно.

Подп[ись]: ф[он] д[ер] Шуленбург

Записка

Секретно

5.5.41 г. в Кремле состоялся прием по случаю выпуска слушателей 16 военных академий и 9 военных факультетов гражданских вузов. В этой связи (кстати, за день до принятия Сталиным на себя обязанностей главы правительства СССР) в качестве гостей правительства были собраны, наряду с делегациями молодых офицеров, руководители государства и партии, а также высшее руководство армии и флота. Как сообщалось на следующий день в прессе, на приеме Сталин произнес речь. Речь продолжалась около 40 минут и была выслушана «с исключительным вниманием». О содержании этой речи было опубликовано лишь одно очень короткое сообщение37.

Из хорошо информированного советского источника я узнал, что более 2/3 своей речи Сталин посвятил точному и совершенно, беспристрастному сравнению германского и советского военных потенциалов. В присущей ему спокойной манере, без какого бы то ни было пафоса, он с цифрами в руках подробно проанализировал перед слушателями численность и вооружение германских сухопутных сил, военно-морского флота и авиации, а также ясно охарактеризовал достижения германской военной промышленности; в каждом случае давалось сравнение с соответствующими показателями советского военного потенциала. В итоге Сталин пришел к выводу, что советский военный потенциал уступает германскому. Учитывая данный факт, он предложил сделать два вывода:

1) советская политика должна учитывать современное соотношение сил;

2) у советских вооруженных сил и военной промышленности нет оснований для того, чтобы непомерно превозносить свои успехи, как бы велики они ни были, а тем более почивать на лаврах. Следует, напрягая все силы, продолжать работу по обучению и оснащению армии, развитию военной промышленности в целях укрепления обороноспособности страны.

Как мне стало известно через моего агента, у слушателей, перед которыми Сталин в своей короткой речи развивал эти мысли, создалось впечатление, что Сталин преследовал цель подготовить свою свиту к «новому компромиссу» с Германией.

Подп[ись]: Шюле

№ 2

Из книги А. Верта «Россия в войне 1941–1945»38

[...] 5 мая 1941 г. в Кремле был устроен прием для большого числа офицеров-выпускников военных академий, где с речью выступил Сталин. Официально об этой речи не сообщалось ничего сверх того, что на следующий день было напечатано в «Правде»: «Товарищ Сталин приветствовал офицеров и пожелал им успеха в работе. Он говорил 40 минут, и его слушали с исключительно пристальным вниманием»39.

Было ясно, что за 40 минут он должен был сказать намного больше, чем о том сообщалось в «Правде». Когда началась война, я получил довольно подробные сообщения об этом приеме, которому в свое время в Москве придавалось большое значение. Я узнал, что речь Сталина имела следующие основные пункты:

1. ситуация чрезвычайно серьезная. Необходимо считаться с возможностью германского нападения. Поэтому следует приготовиться к любым неожиданностям.

2. Красная Армия еще недостаточно сильна, чтобы без труда разгромить немцев.

3. Советское правительство хочет использовать все находящиеся в его распоряжении дипломатические средства, чтобы, по меньшей мере, до осени оттянуть вооруженный конфликт с Германией, поскольку начинать войну в это время года Германия не решится.

4. Если это удастся, [предотвратить войну в 1941 г. — О.В.], то война с Германией почти неизбежно начнется в 1942 г., причем в значительно более благоприятных условиях, поскольку Красная Армия будет тогда лучше обучена и лучше вооружена. В зависимости от международной обстановки Красная Армия либо будет дожидаться германского нападения, либо возьмет инициативу на себя, поскольку господство нацистской Германия, в Европе — вещь «ненормальная».

5. Англия еще не исчерпала свои силы, а американский военный потенциал обретает все больший вес. После подписания договора о ненападении с Японией40перспективы, что эта страна в том, что касается Советского Союза, будет вести себя спокойно, очень хорошие.

6. Сталин неоднократно указывал на то, что период времени «до августа» чрезвычайно опасен.

Эта картина основывается на устных сообщениях из русских источников; все мои информаторы повторяли одно и то же, как относительно содержания речи Сталина в целом, так и основных ее пунктов [...]

№ 3

Из мемуаров бывшего советника посольства Германии в СССР Г. Хильгера «Мы и Кремль»41

[...] 5 мая 1941 г. в Кремле состоялся большой банкет для выпускников шестнадцати военных академий Красной Армии. Согласно сообщениям, которыми располагало посольство, Сталин произнес на этом банкете речь, в которой подчеркнул военное превосходство Германии над Советским Союзом, причем, по мнению информатора, он совершенно явно подводил слушателей к мысли о необходимости компромисса с Германией. Прямо противоположную информацию содержат сообщения, которые были сделаны мне тремя русскими офицерами, принимавшими участие в банкете, которые во время войны попали в германский плен. Согласно этим сообщениям, начальник Военной академии СССР42Хозин хотел произнести тост за мирную политику Советского Союза, на что Сталин отреагировал резко отрицательно, заявив, что с этим оборонительным лозунгом пора кончать, поскольку он устарел. Хотя Советскому Союзу удалось, используя этот пароль, широко раздвинуть свои границы на север и запад и увеличить численность своего населения на 13 миллионов человек, с его помощью больше невозможно приобрести ни пяди земли. Красная Армия должна привыкнуть к мысли, что эра мирной политики закончилась и: началась эра насильственного расширения социалистического фронта. Тот, кто не понимает необходимости наступательных действий, — обыватель или дурак. Следует прекратить, наконец, и восхваление германской армии.

Мне так и не удалось найти убедительного объяснения противоречию между этими двумя сообщениями. О правдивости сообщений офицеров говорит тот факт, что их описания совпадают почти дословно, хотя у них не было возможности договориться; между собой. Поэтому можно предположить, что первое сообщение Сталин велел специально подбросить посольству, чтобы тем самым убедить Гитлера в своем стремлении сохранить мир.

№4

Из записи беседы министра иностранных дел Германии Й. фон Риббентропа с регентами болгарского царя Симеона князем Кириллом и Б. Филовым в Штейнорте 19 октября 1943 г.43

Зап[ись] 48/43, совершенно секретный документ государственной важности.

[...] Спустя некоторое время [после визита В.М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. — О.В.] независимо друг от друга поступили два агентурных донесения — одно из Москвы, другое из лондонского источника, — в которых сообщалось о примечательном событии в России.

Согласно донесениям, 5 апреля 1941 г. в академии имени Фрунзе состоялся банкет по случаю выпуска слушателей-офицеров, на котором начальник [академии — О.В.] хотел произнести тост за великого Сталина и за плоды его миролюбивой политики в отношении Германии. Но сам Сталин воспрепятствовал ему в этом. Он заявил, что время мирной болтовни закончилось, и Красная Армия готова к выступлению. Россия больше не может, сказал Сталин, достигать своих целей мирным путем и потому должна начать войну, чтобы распространить Красную Революцию на всю Европу.

Фюрер тогда спросил его (и[мперского] м[инистра] и[ностранных] д[ел]), соответствует ли вообще это сообщение действительности. И[мперский] м[инистр] и[ностранных] д[ел] ответил, что ввиду той позиции, которую в последнее время заняла Россия, он считает, что такое вполне возможно44.

В дальнейшем стали поступать военные сообщения, которые и убедили фюрера в том, что русские хотят напасть на Германию. После этого, 22 июня, фюрер нанес удар. Уже во время подхода в Россию были взяты в плен четыре русских офицера, которые в свое время, принимали участие в банкете в академии имени Фрунзе и которые независимо друг от друга дали показания об этом мероприятия, хотя и расходившиеся в отдельных пунктах, но, в сущности, подтверждавшие агентурные донесения. Из них следовало, что Сталин хотел выступить 1 августа45 [1941 г. — О.В.]. Германия, таким образом, упредила его всего на шесть недель. Сегодня он (и[мперский] м[инистр иностранных] д[ел]) убежден, что Сталин долгие годы готовился к войне и за счет безоглядного снижения жизненного уровня русского народа создал гигантские вооружения с целью нанести удар в направлении Атлантики. Но эта затея провалилась.

Шмидт

№5

Донесение начальника Отдела иностранных армий Востока Генерального штаба Главного командования сухопутными силами Германии полковника Р. Гелена46

Гл[авная] ставка], 18.10.1942 г.

Главное командование сухопутными силами.

Генеральный штаб сухопутных сил. Отд[ел] иностранных армий Востока (II).

№ 4880/42 секретно

Относит[ельно] речи Сталина 5.5.41 г.

О[фицеру] с[вязи] при ОКХ господину ротмистру фон Этцдорфу через о[бер]-кв[артирмейстера] IV [отдела]

В приложении направляется перевод трех сообщений пленных советских офицеров о речи Сталина 5 мая 1941 г., произнесенной на банкете в Кремле по случаю завершения курса обучения в московской военной академии.

Согласно сообщениям, Сталин к моменту произнесения этой речи был уже сильно пьян и в таком состоянии извергал военные угрозы в адрес Германии, представляющие ценность для изучения политических причинно-следственных связей. Прилагаемые сообщения написаны пленными по памяти, что может быть причиной содержащихся в них ошибок.

Эти три независимо друг от друга составленные сообщения совпадают в изложении следующих существенно важных моментов:

1. призыв приготовиться к войне с Германией;

2. высказывания о военных приготовлениях Красной Армии;

3. эра мирной политики Советского Союза закончилась. Отныне необходимо расширение Советского Союза на запад силой оружия. Да здравствует активная наступательная политика Советского государства!

4. война начнется в самом недалеком времени;

5. высказывания о блестящих перспективах победы Советского Союза в войне с Германией.

Примечательное высказывание о том, что существующий мирный договор с Германией «является всего лишь обманом и занавесом, за которым можно открыто работать», содержит только одно из трех сообщений.

Сообщения представлены фюреру.

Кроме представляемых сообщений, шведская газета «Дагпостен» опубликовала в сентябре 1942 г. высказывания взятых в плен советских офицеров, согласно которым Сталин в мае 1941 г. вынашивал планы, направленные против Германии, и говорил в кругу офицеров: если мы не воспользуемся удобным случаем и не ликвидируем капитализм сегодня, то этого мы не сможем сделать уже никогда. Главным противником в этой борьбе будет Германия. В отдел пропаганды штаба В[ерховного] Г[лавнокомандования] В[ооруженными силами] направлена просьба выявить по возможности источник шведских сведений.

Прошу при использовании содержания этих трех сообщений воздерживаться от] разглашения имен47 офицеров, сделавших сообщения.

Гелен48

Приложение 1

Копия

Перевод сообщения генерал-майора Наумова о банкете в Москве 5.5.41 г. по случаю выпуска слушателей военной академии49

5.5.41 г. в Москве в связи с окончанием курса обучения в Академии Генерального штаба я, как выпускник курсов, принял участие в банкете, устроенном в честь примерно 1500 курсантов. Присутствовали выпускники всех военных академий города Москвы. Банкет состоялся в Московском Кремле. На нем были Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов, Тимошенко, Хрущев и другие. Тимошенко открыл торжественное заседание, на котором было заслушано сообщение начальника Управления военно-учебных заведений Красной Армии генерал лейтенанта Смирнова, посвященное успешному завершению слушателями академии! курса обучения.

После сообщения с приветственным словом к участникам обратился Калинин. Он поздравил выпускников с успешным окончанием высших военных учебных заведен и пожелал успехов в работе по боевой подготовке войск. После выступления Калинина слово взял Сталин, который обратил внимание всех присутствовавших необходимость быстрого освоения новой техники, поступающей на вооружение Красной Армии. Далее Сталин остановился в своем выступлении на причинах поражения французской армии в войне с Германией. Он сказал: «Несмотря на хорошее вооружение и подготовку французской армии, несмотря на такие ее качества, она была в короткий срок разбита германскими войсками».

Причинами этого следует считать следующее:

1) французская армия и народ не представляли собой единого целого, армия не пользовалась авторитетом у народа; кроме того,

2) французский народ не уважал свое правительство и не поддержал его в нужный момент. Во Франции не любят военных, последние не пользуются авторитетом населения. Даже девушки неохотно идут замуж за солдат.

Продолжая свою речь, Сталин сказал: «Наша Красная Армия — это детище рабочих и крестьян нашего великого Советского государства, она пользуется большой любовью и уважением у всего населения, то есть армия и народ представляют собой единое целое. Наше правительство — слуга всего многомиллионного населения нашего великого государства, поэтому оно любимо своим народом, который всегда будет поддерживать его, как поддерживал его на протяжении 23 1/3 лет. Государство, в котором армия, правительство и народ едины, — это огромная, несокрушимая сила».

Далее Сталин затронул вопрос о непобедимости той или иной армии и сказал: «Непобедимых армий нет. какому бы государству они ни принадлежали. На войне могут быть победы и поражения».

После речи Сталина заседание было закрыто. Все участники заседания перешли в Георгиевский зал, где начался банкет, в ходе которого Сталин неоднократно выступал и произносил тосты в честь советских маршалов, начальника Генерального штаба и начальников академий. Одна речь, которую произносил кто-то из аудитории, содержала тост: «Да здравствует миролюбивая политика Советского Союза!» Сталин поднялся и сказал: «Этот лозунг устарел, то есть в развитии Советского государства и в деле расширения его границ наступила такая эпоха, когда стало необходимо добиваться этого не с помощью миролюбивой политики, а силой оружия. У нашей страны сегодня есть все предпосылки для того, чтобы достичь [целей] своей политики иным путем. Я поднимаю бокал за новую эру развития и расширения Советского государства».

Далее Сталин указал на необходимость пропаганды этого нового лозунга среди населения Советского Союза и на то, что требуется держать всю страну в постоянной мобилизационной готовности. «Война, разворачивающаяся в Европе, заставляет нашу страну активно вмешаться в дела Европы».

«Германская армия добилась на сегодняшний день таких больших успехов, потому что еще не сталкивалась с достойным противником. Все это время она вела войну против малых, слабых государств, для чего не требуется особых стратегических способностей, так что некоторые наши офицеры напрасно переоценивают успехи германской армии. Посмотрим, на что будет способна германская армия, когда столкнется с настоящим противником».

В последующих выступлениях Сталин, будучи уже под хмельком, неоднократно указывал на то, что армия и вся страна должны быть постоянно готовы к тяжким испытаниям, которых следует ожидать и которые предстоит выдержать в ближайшее время.

Поднимая бокал, он сказал: «Я призываю наполнить бокалы и выпить за начало новой эры развития и расширения страны социализма! Да здравствует активная наступательная политика Советского государства!».

Сталин и другие члены правительства пробыли на банкете приблизительно 4–5 часов, после чего удалились. Остался лишь Тимошенко, который произнес еще несколько тостов за безотлагательное освоение новой техники и за будущие победы Красной Армии.

Приложение2

Перевод50 сообщения майора Евстифеева о банкете в Москве 5.5.41 г. по случаю завершения курса обучения в военной академии51

[...] 2) Сообщение о банкете

5.5. я прошел через тройные ворота в Кремль и направился в Георгиевский зал, в котором должен был состояться банкет. К моему приходу почти все места были заняты; лишь в левой части зала, недалеко от главного стола, где должны были восседать «сильные мира сего», оставалось еще несколько свободных мест, одно из которых я и занял. За столом находились ген[ерал]-лейт[енант] Тамручи, ген[ерал]-майор Гусев и еще одна личность в форме НКВД. Обитатели зала пребывали в напряжении. Все ждали Сталина и других членов правительства. Вскоре после моего прихода в зал вошел маршал Тимошенко, а спустя несколько минут появился Сталин. За ним следовали Молотов, Калинин, Берия, Микоян и другие. Зал моментально пришел в движение, его захлестнуло море оваций и криков «ура!»

Продолжая свой рассказ, я не стану описывать подробности этого вечера, действовавшие на нем правила и предписания, сервировку столов и т.п. Это не моя задача. Остановлюсь на политической части этого вечера, которую можно считать прогнозом нынешней войны.

Меня в тот день не интересовали вина и закуски, от которых ломились столы. Мне хотелось как можно скорее услышать Сталина или его соратников и их оценку сложившегося положения. Вечер открыл маршал Тимошенко, который после вступительного слова предложил поднять первый бокал за «великого и мудрого Сталина». Все встали и стоя осушили свои бокалы. Не обошлось, естественно, без криков «ура!» и оваций в честь Сталина. Вот в таком духе и начался выпускной вечер (банкет). Один тост сменялся другим. За чье только здоровье мы не пили! Трудно все описать и перечислить. К удивлению всех присутствовавших Сталин не пропускал ни одного тоста и пил в этот вечер очень много, тогда как на прежних банкетах, на которых я присутствовал, например, в честь парадов на Красной площади в 1935–1937 гг., он пил очень мало. Вообще на этом банкете царила непринужденная атмосфера, и вечер проходил очень оживленно и шумно. А сколько на нем было произнесено малозначительных и даже бессодержательных речей, имевших порой спорный характер. Сталин выступал в этот вечер несколько раз. Он был очень пьян, и его речи были часто бессвязными, а временами малопонятными. Интересными, а потому заслуживающими внимания были в его речах мысли о «мирной политике Советского Союза» и «дружбе Советского Союза с Германией». На них я и хочу остановиться.

В самый разгар вечера начальник Военной академии имени. Фрунзе ген[ерал}-лейт[енант] Хозин предложил тост за мирную политику Советского Союза. В речи, последовавшей за этим, он старался доказать, что Сталину приходилось и приходится преодолевать большие трудности, чтобы сохранить мир, что лишь благодаря гению «великого Сталина» Советский Союз остается вне войны.

Тут Сталин не выдержал. Он поднял руку, встал и произнес по поводу этого лозунга целую речь. Ниже я излагаю содержание этой речи почти дословно.

Товарищи офицеры! Прежде чем мы выпьем за этот лозунг, я считаю своим долгом разъяснить его сущность и значение, особенно на современном этапе. Лозунг «да здравствует мирная политика Советского Союза» в настоящий момент является» обывательским и реакционным. Пришло время отказаться от этой жвачки, товарищ Хозин, и не прикидываться дураком, хотя бы на этом вечере, в кругу собравшихся здесь офицеров — академиков Красной Армии. Время понять, что лозунг мирной политики Советского Союза уже отошел в прошлое. Это — оборонительный лозунг, с помощью которого Советскому Союзу удалось лишь ненамного раздвинуть свои границы на север и запад и получить ряд прибалтийских государств с 30-миллионным населением52. И это все. С этим пора кончать. С помощью этого лозунга мы больше не сможем получить ни пяди земли, которая сегодня все еще принадлежит капиталистическим странам. Сегодня эту землю можно добыть только силой оружия. Вы солдаты и хорошо понимаете, что этот лозунг имел оборонительный характер и был вызван необходимостью защиты наших священных границ в условиях капиталистического окружения.

Но так было раньше. Сегодня мы живем в условиях нового международного положения, когда специфический вес и роль Советского Союза на мировой арене очень сильно возросли.

Сегодня с нами считаются все страны мира, и даже ни одно политическое и экономическое мероприятие в капиталистических странах не может быть проведено без согласия СССР или без того, чтобы поставить его об этом в известность.

Мы были свидетелями того, как наши границы медленно отодвигались на запад и остановились в ожидании резкого рывка вперед. Время понять, что только решающее наступление, а не оборона могут привести к победе. Советский Союз можно сравнить, к примеру, со свирепым хищным зверем, который затаился в засаде, поджидая свою добычу, чтобы затем одним прыжком настичь ее. Недалек тот день, когда вы станете свидетелями и участниками огромных социальных изменений на Балканах.

Эра мирной политики закончилась и наступила новая эра — эра расширения социалистического фронта силой оружия.

В этом суть и значение лозунга мирной политики СССР на современном этапе, в верности которому душой и телом так долго убеждал нас товарищ Хозин.

Тот, кто понимает этот лозунг иначе, глубоко заблуждается и ведет себя как обыватель или просто как дурак.

Я поднимаю бокал и призываю всех собравшихся выпить за мирную политику в ее новом смысле». (Громкие аплодисменты и крики «ура!»). После этого зал оживился, и это оживление сохранялось до конца банкета.

Вскоре после речи Сталина слово взял верный друг и соратник Сталина Никита Хрущев, который попытался продолжить речь своего учителя. Он сказал: «Раньше я никогда не думал, что к старости буду командовать армиями пролетарской революции53. А теперь недалек тот день, когда мы, сидящие здесь, встанем у руля и поведем наш «исторический корабль» не тихим ходом, каким он шел раньше, а...». Тут речь Хрущева прервал Тимошенко, который был сильно пьян, очевидно, не понял смысла слов, сказанных Хрущевым, и потому предложил тост за «красный флот» и его славных и героических матросов.

После речи Хрущева тосты и речи сменяли друг друга и были выдержаны в том же духе.

Сегодня я уже не могу вспомнить, кто из участников банкета — мне кажется, это был начальник военно-химической академии — предложил тост за дружбу с Германией. В связи с таким предложением Сталин вновь взял слово и сказал приблизительно следующее: «Некоторые офицеры очень хвалят германскую армию, ее руководителей. Эти офицеры Красной Армии недальновидны, сильно заблуждаются и обманывают не только себя, но и своих подчиненных. Эти болтуны на каждом шагу говорят о каких-то победах германской армии. Им время понять, что Германия до сих пор имела дело с недостаточно подготовленными армиями европейских государств, когда не требовалось стратегии, чтобы уничтожить или пленить их. Пора кончать с этим ненужным восхвалением германской армии, ее оружия».

Уходя с банкета, я сделал для себя вывод, что война, которую большевики готовили в течение многих лет, скоро должна начаться (весной или летом 1941 г.), и она началась 22 июня 1941 г.

Сталин и его соратники, соизволившие явиться на банкет, мечтали о том, что будут командовать армиями мировой революции. Теперь же, 16 месяцев спустя, они не могут ни угрозами, ни расстрелами, ни орденами добиться подчинения от своих «доблестных воинов». Они не могут остановить их позорное бегство и победоносное шествие войск Великой Германии.

Да, господин Сталин и Никита Хрущев, недалек тот день, когда Ваш корабль, о котором Вы говорили на банкете 5.5.41 г., на всей скорости пойдет ко дну.

Приложение З

Копия

Перевод сообщения майора Писменя, начальника штаба 345-й стр[елковой] див[изии], о банкете в Москве 5.5.41 г. по случаю окончания курса обучения в военной академии54.

В своем выступлении Сталин затронул три вопроса.

1-й вопрос: Подготовка войны против Германии и мероприятия Германии на восточной границе.

Сталин начал свою речь с призыва быть готовыми к борьбе против Германии. Он указал на то, что Германия держит в состоянии готовности на русской границе около 70 дивизий55. Оккупация Болгарии и посылка подразделений сухопутных войск в Финляндию дают основания для войны против Германии. Он очень подробно говорил о приготовлениях русской армии к этой войне. Он сказал: «Мы располагаем всем необходимым, чтобы завершить эту войну в течение одного года, несмотря на то, что враг силен и в первое время сможет добиться даже частичного успеха. У нас отличная армия, хотя и имеющая большие недостатки. На 5 мая Красная Армия насчитывает до 300 стр[елковых] див[изий]56. Пехота плохо вооружена автоматическим оружием, ей недостает артил[лерии], пехота не умеет взаимодействовать с артил[лерией] и авиацией. В течение одного месяца мы должны все это устранить, так как потом будет поздно. Артиллеристы еще не до конца овладели корректировкой огня с помощью самолетов-наблюдателей. Артполки не полностью укомплектованы орудиями, у армии нет тяжелого противотанкового вооружения, и не все дивизии имеют по два артполка.

Летчики не готовы к ночным полетам и полетам по приборам, тем не менее, в этой области мы добились определенных успехов. В течение двух ближайших месяцев у нас будут отличные типы (марки) самолетов, в том же, что касается скоростных качеств, это будут лучшие самолеты в мире. Самолеты типа И-15 и И-16 (Катюша) хорошо зарекомендовали себя как самолеты второй линии. Имеющиеся танки плохо преодолевают препятствия. На вооружение поступят новые типы танков — КВ-1 и КВ-357. Это отличные танки, броня которых выдерживает попадание 76-миллиметрового снаряда. В ближайшее время к ним добавится еще один новый танк, который назван f моим именем. Этот танк будет настоящей крепостью58. Сегодня у нас около 100 танк[овых] и механизированных] дивизий, которые организационно предстоит свести в единое целое. План войны у нас готов, аэродромы и посадочные площадки построены, самолеты первой линии находятся уже там. Сделано все, чтобы очистить тыловые районы, все чуждые элементы удалены.

Вывод: в течение двух ближайших месяцев мы можем начать войну против Германии. Вас, видимо, удивляет, что я сообщаю Вам о нашем военном замысле, но это должно произойти. Мы должны упредить [Германию] и отомстить за Болгарию и Финляндию. Это будет наш реванш. С Германией мы имеем мирный договор, но это лишь обман или скорее занавес, за которым мы можем открыто работать. Мы должны обезопасить себя и по отношению к Японии59«.

2-й вопрос: Почему Германия побеждает на всех театрах военных действий?

Во-первых, Гитлер создал отличную армию, причем открыто, на глазах у Англии и Франции. Во-вторых, он пробудил во всей стране интерес к войне, поднял дух населения и воспитал ненависть к Версальскому договору. В-третьих, Гитлер проводил операции там, где его ожидал верный успех и это вселило в солдат и офицерский корпус веру в непобедимость германской армии. Говорят, что все операции продумываются [им] до мельчайших деталей и проводятся внезапно [для противника]. Да и противники, которых Гитлер имел перед собой, были слабы. Англия вела борьбу за свои колонии и не смогла в критический момент помочь Польше, Франции, Голландии и Бельгии.

Вывод: германская армия — это сильная, первоклассная армия. Гитлер сумел создать армию, которая действительно представляет опасность для Европы, а также для Красной Армии, которая вскоре скрестит с ней оружие на поле брани, померяется с ней силами. До тех пор, пока Гитлер будет вести борьбу против несправедливого версальского диктата, он будет одерживать победы.

3-й вопрос: Можно ли победить Германию? Ее слабые стороны.

Сталин начал рассмотрение этого вопроса с констатации несправедливого характера Версальского договора. По этой причине немецкий народ выступает за войну. Но как только германская армия начнет операции на восточной границе, немецкий народ и побежденные народы перестанут поддерживать Гитлера. Партизанское движение в Европе, которым с первых дней войны руководит Коминтерн, приобретет широкий размах и парализует снабжение германской армии. Уже к концу первого года войны Германия исчерпает свои ограниченные запасы нефти, железа, меди и продуктов питания. У Германии относительно невелики людские резервы. Могут быть построены самолеты и танки, но не будет бойцов.

Германская армия благодаря своим победам окружила себя ореолом славы, но первое же поражение скажется на духе армии. Опыт предшествующего этапа войны показал, что германская армия не везде добивалась успеха. В качестве примера можно назвать «линию Мажино»60 и Тобрук.

Отдаление германской армии от баз снабжения, равно как большая площадь оккупированных Германией областей станут серьезным тормозом для оперативных действий германской армии. Мы обладаем неограниченными запасами нефти, железа, меди и продуктов питания. В случае войны нам не придется вводить карточную систему. У нас неограниченные людские резервы, а под ружье может быть поставлено до 24 миллионов человек. Настроение нашего народа хорошее, и это залог победы. Деятельность коммунистической партии в Германии будет содействовать разложению германской армии. Победа будет за нами, а наше превосходство в воздухе и на земле проявится уже к концу первого года войны.

Примечания

Публикация подготовлена при содействии Российского гуманитарного научного фонда. Автор выражает признательность Фонду им. Александра фон Гумбольдта (Бонн) за поддержку, оказанную ему при работе в германских архивах, и редакции германского еженедельника Шпигель, любезно предоставившей в его распоряжение материалы о Й. Хоффмане и Германо-российском обществе (ДРГ).
1 См. Вишлёв О.В. Речь И.В. Сталина 5 мая 1941 г. Российские документы. // Новая и новейшая история, 1998, № 4
2 Хоффман Йоахим — 1930 г. рождения, д-р философии, в 1960–1995 гг. «научный директор» в Военно-историческом исследовательском ведомстве (г. Фрайбург) — ведущем идеологическом центре бундесвера ФРГ (должность «научного директора» в этом германском военно-исследовательском заведении равнозначна должности научного сотрудника в гражданских исследовательских центрах). В настоящее врем. Хоффман находится на пенсии. Опубликованные в российской научной периодике сведения о том. что Хоффман занимал должности «профессора Института военной истории (г. Фрайбург)» и «директора по научной работе Научного центра по военной истории Германии (г. Фрайбург)», не соответствуют действительности, а названных научных учреждений в ФРГ не существует. Хоффман является автором ряда работ, посвященных советскому коллаборационизму в годы Великой Отечественной войны. Он один из тех, кто подписал воззвание «Призыв ста — Свобода слова в опасности!», в котором германские правые потребовали от правительства ФРГ не препятствовать реабилитации нацистского режима. Хоффман неоднократно выступал со статьями на страницах ультраправых изданий. Он тесно связан с праворадикальными кругами, в том числе с Германо-российским обществом (ДРГ) — объединением бывших власовцев и офицеров, вермахта, принимавших участие в формировании «Русской освободительной армии». Это общество, созданное и контролируемое Народно-трудовым союзом (НТС), считается в ФРГ правоэкстремистской организацией. В 1992 г. оно наградило Хоффмана Премией имени генерала Власова за достижения в области культуры. Весной 1996 г. ДРГ было вынуждено заявить о своем самороспуске, поскольку германские власти прекратили его финансовую поддержку. Причиной прекращения финансирования явилось то, что ДРГ не смогло приспособиться к работе в новых условиях.
3 Hoffmann J. Die Angriffsvorbereitungen der Sowjetunion 1941. // Zwei Wege nach Moskau: Vom Hitler-Stalin-Pakt bis zum «Unternehmen Barbarossa». Im Auftrag des Militargeschichtliсhen Forschungsamtes hrsg. von B. Wegner. Munchen — Zurich, 1991, S. 367–388.
4 Хоффман Й. Подготовка Советского Союза к наступательной войне. 1941 год. // Отечественная история, 1993, № 4. с. 19–31.
5 Использование текста статьи Хоффмана на немецком языке, а не опубликованного ее перевода на русский язык, вызвано необходимостью сверки цитат, содержащихся в немецком издании, с текстом германских документов.
6 Hoffmann J. Die Angriffsvorbereiungen der Sowjetunion 1941, S. 371–375. Исследование Волкогонова не содержит «резюме», которое излагает Хоффман. Приводимые фразы взяты Хоффмаяом из различных разделов книги Волкогонова. См. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. И.В. Сталин. Политический портрет, кн. II, ч. I. M., 1989, с. 56, 154.
7 Недавно на него ссылался в своей публикации Р. Аугштайн. См. Augstein К. «Barbarossa» einmal anders. // Der Spiegel, 1996, № 6. S.124.
8 Pietrow-Enker В. Deutschland im Juni 1941 — ein Opfer sowjetischer Agression? Zur Kontroverse uber die Praventivkriegsthese. // Der Zweite Weltkrieg: Analyser, Grandzuge, Forschungsbilanz. 2. AufL Htsg. von W. Michalka. Munchen — Zurich, 1990, S. 599; Besymensky L. Die Rede Stalins am 5. Mai 1941. Dokumentiert und interpretiert. Osteuropa: Zeitschrift fur Gegenwartsfragen des Ostens. 1992, № 3, S. 245.
9 См. Вишлёв О.В. Речь И.В. Сталина 5 мая 1941 г. Российские документы, док. № 1–4.
10 См. Верт А. Россия в войне 1941–1945. Авторизованный перевод с английского. М., 1967, с. 75–76.
11 См. Вишлёв О.В. Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб. // Новая и новейшая история. 1996, №4, с. 132–136, 142–144.
12 Politisches Archiv des Auswartigen Amts (далее — PA AA) Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. Ru?land 25 (R 27360). Bl. 288538.
13 PA AA Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. RuBland 24 (R 27359), Bl. 305083–305091: Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918–1945. Serie E, Bd. VI. Gottingen, 1979, Dok 122, S. 212–215.
14 Ursachen und Folgen. Eine Urkunden — und Dokumentensammlung zur Zeitgeschichte. Berlin, [s.a.], Reg. Bd.. Teil 1. S. 290. См. также Мальков В.Л. Хотел ли Сталин развязать третью мировую войну? Прогноз Густава Хильгера, май 1951 г. // Россия: общественно-политический и научный журнал. 1997. № 7–8. с. 170–176.
15 См. Ribbentrop J. von. Zwischen London und Moskau. Erinnerungen und letzte Aufzeicnnungen. Aus dem Nachla? hrsg. von A. von Ribbentrop. Leoni. 1953, S. 243.
16 В германской историографии «свидетельство» Риббентропа уже давно введено в научный оборот. См. Hillgruber A. Hitlers Strategie, Politik und Kriegfuhrung 1940–1941. Munchen, 1982, S. 432, Anm. 34.
17 Эти документы см. Ursachen und Folgen, Bd. XVII, Dok. 3143d, 3143h.
18 См. Politisches Archiv des Auswartigcn Amts: Findbuch 1920–1945 (Kent III), S. 132.
19 Должность и последнее место службы указано только в «сообщении» майора Писменя — начальник штаба 345-й стрелковой дивизии. Из текста «сообщения» майора Евстифеева следует, что накануне войны он занимал должность начальника штаба 41 -и бригады легких танков Закавказского военного округа.
20 См., например, PA AA Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. RuBland 24 (R 27359), BI. 305076, 305172,305261.
21 He исключено, что это генерал-майор А.З. Наумов, командир 13-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся накануне 22 нюня 1941 г. в районе Вельска на так называемом белостокском выступе. Дивизия была разгромлена немцами. Ее остатки были окружены и пленены вместе с другими частями советских 3-й и 10-й армий в начале июля 1941 г.
22 Прием в Кремле 5 мая 1941 г. проводился в обстановке повышенных мер безопасности. Списки участников мероприятия (свыше полутора тысяч человек) были составлены и утверждены задолго до 5 мая. Банкет, состоявшийся после заседания, проходил в нескольких залах Кремля: в Георгиевском зале были накрыты столы для политического, военного руководства и генералитета, в других залах — для выпускников академий. Выступления и тосты транслировались в залы по радио. Приглашенных на банкет офицеров рассаживали за столы по двадцать человек. За каждым столом был старший, отвечавший за порядок, и представитель службы безопасности в штатском. — См. Besymenski L. Op. cit, S. 242–243. To, о чем рассказывает Евстифеев (столики на четверых, алкоголь без меры, бессвязные пьяные речи и т.п.), передает скорее атмосферу немецкого офицерского казино времен войны, а не правительственного приема в Кремле.
23 Из текста «сообщения» Писменя вообще не следует, что после торжественного заседания, на котором Сталин выступил с речью, в Кремле состоялся банкет, на котором Сталин произносил тосты.
24 Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918–1945, Serie D, Bd. XII, 2. Gottingen, 1969, Dok. 420, 486, 505, 547, 550,604; PA AA Bonn: Dienststelle Ribbentrop. Mitarbeiterberichte 111, 4/2 Teil I (R 27119), Bl. 28141–289142; Dienststelle Ribbentrop. Vettrauliche Berichte, 2/2 Teil 2 (R 27097), Bl. 30698–30699; Buro des Staatssekretar. Ru?land, Bd. 5 (R 29716), Bl. 048 (113452); Botschaft Moskau. Geheim. Handakten Botschafter v. Schulenburg aus verschied. Sachgebieten (D Pol 1, Pol 2. Pol 4 Wi). Bd. 1, Bl. 461803–461804.
25 PA AA Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. Ru?land: Vortragsnotizen und Berichte, Lagebeurteilung Ost (betr, Frcmde Heere Ost), (R 27361), Bl. 387293–387294.
26 См. Дашичен В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы, т. 2. М. 1973, док. 12–43, с. 71–134.
27 Например, политкомиссар М.С. Горянов (16-я стрелковая дивизия). См. PA AA Bonn: Pol. VI. Politische Beziehungen des Baltikums zu Deutschland, Bd. I (R 104588), Bl. 392152.
28 В частности, бывший командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант А.А. Власов и бывший командир 41-й стрелковой дивизии полковник В.И. Боярский. См. Вишлёв О.В. Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб, с. 132,134.
29 Цит. по: Pictraw-Enker В. Deutschland im Juni 1941 -cin Opfer sowjetischer Agression, S. 606. Anm. 58.
30 См. PA AA Bonn: KulL Pol.-Geheim. АЫ. Inf. Kriegsgefangenc, Bd. 1 (R 60655). Bl. E530524-E53053I Handakten Etrdorf Vertr. AA beim OKH. Rutland 24 (R 27359). Bl. 305076–305082, 305172–305177.
31 Разведывательной, дезинформационной и военно-пропагандистской деятельностью в годы войны занимались в Германии, наряду с Отделом иностранных армий Востока генштаба ОКХ, разведуправления и отделы пропаганды оперативного штаба Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), генеральных штабов военно-воздушных и военно-морских сил, соответствующие подразделения Имперского управления безопасности, министерства иностранных дел и министерства пропаганды Германии, а также министерства по делам оккупированных Восточных территорий.
32 РА АА Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. Rutland 24 (R 27359), Bl. 305076–305082.
33 Ibid., Bl. 305172–305177.
34 Ibid., Bl. 305174.
35 Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918–1945, Serie D, Bd. XII, 2, Dot 593, S. 802–803.
36 Германское информационное агентство.
37 Текст официального сообщения о речи Сталина на приеме в Кремле 5 мая 1941 г., опубликованный в советской прессе: «Товарищ Сталин в своем выступлении отметил глубокие изменения, происшедшие за последние годы в Красной Армии, и подчеркнул, что на основе опыта современной войны Красная Армия перестроилась организационно и серьезно перевооружилась. Товарищ Сталин приветствовал командиров, окончивших военные академии, и пожелал им успеха в работе. Речь товарища Сталина, продолжавшаяся около 40 минут, была выслушана с исключительным вниманием». Правда, 6.V.1941, с. I.
38 Werth A. Rutland im Krieg 1941–1945. Aus dem Englischen. Munchen — Zurich, 1965, S. 106.
39 Текст официального сообщения в книге Верта искажен. — См. сноску 37.
40 Имеется в виду советско-японский пакт о нейтралитете, заключенный 13 апреля 1941 г.
41 Hilger C. Wir und der Kreml. Deutsch-sowjetische Beziehungen 1918–1941. Erinnerungen eines deutschen Diplomaten. Frankfurt a. M., 1964, S. 307–308.
42 Имеется в виду Военная академия им. М.В. Фрунзе, начальником которой в 1939–1941 гг. являлся генерал-лейтенант М.С.Хозин.
43 PA AA Bonn: Buro Reichsminister. Handakten Dolmetscher Schmidt. Aufzeichnungen: 1943 (Teil II) (R 27862), Bl. 49432–19433.
44 Выделенный курсивом абзац вычеркнут из документа рукой Риббентропа.
45 Дата «1 августа» в документе вычеркнута и рукой Риббентропа вписано: «в августе».
46 РА АА Bonn: Handakten Etzdorf Vertr. AA beim OKH. Rutland 24 (R 27359), Bl. 305167–305168.
47 Слово «имен» вписано Геленом в текст от руки.
48 На документе имеются следующие штампы и рукописные пометы: 1) штамп: «Секретно»; 2) штамп регистрации с рукописными пометами: «О[бер]кв[артирмейстер] IV [отдела] Геншт[аба]. Поступило] 20 октября] 1942 г. № 4252/42, 3 прил[ожения]»; 3) штамп регистрации с рукописными пометами: «Пред[ставитель] Министерства ин[остранных] дел при ОКХ (Генеральный штаб сухопутных сил) № 2279/42 секретно, 21.10.42 г., 3 прил[ожения]»; 4) рукописная помета об адресатах рассылки: «1. правовой отд[ел]; 2. для информации; 3. для передачи с[оветнику] п[осольсгва] Хильгеру; 4. в д[ело]. Э[тцдорф] 21/10 [1942 г.]»: рукописная помета (проект «шапки» письма в Министерство иностранных дел Германии): «Секретно. В Министерство иностранных дел, Берлин, через с[оветника] п[осольства] Хильгера в Фельдмарке. Сод[ержание]: Речь Сталина 5 мая 1941 г.»
49 РА АА Bonn: Pol. V. 611/8 Bericht uber ein Banket in Moskau am 5.5.41 mit Auszugen aus Stalinreden (R 104585), Bl. 398119–398120
50 На данном «сообщении» помета о том, что оно является копией, отсутствует.
51 РА АА Bonn: Pol. V. 611/8 Bericht uber ein Banket in Moskau am 5.5.41 mit Auszugen aus Stalinreden (R 104585), Bl. 398122–398124
52 На момент вхождения Прибалтийских стран в СССР численность их населения составляла: Литва — 2 млн. 880 тыс. человек, Латвия — I млн. 950 тыс. человек, Эстония — I млн. 120 тыс. человек. Всего около 6 млн. человек. — Полпреды сообщают... Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией (август 1939 г. — август 1940 г.). М., 1990, док. 345; с. 493.
53 В мае 1941 г. Н.С. Хрущеву (1894–1971) было 47 лет.
54 РА АА Bonn: Pol. V. 611/8 Bericht uber ein Banket in Moskau am 5.5.41 mil Auszugen aus Stalinreden (R 104585), Bl. 398125–398126.
55 По данным, которыми располагало правительство СССР и командование Красной Армии на 5 мая 1941 г., количество немецких войск, стянутых к границе с СССР, составляло 103–107 дивизий. См. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, 11-е изд., дополненное по рукописи автора, т. I. M., 1992, с. 358–359.
56 На май 1941 г. Красная Армия насчитывала всего около 300 дивизий, включая танковые, механизированные, кавалерийские и проч.
57 Танки KB начали поступать на вооружение Красной Армии еще в 1939 г. Из танков этого типа в серийное производство были запущены только танки КВ-1 и КВ-2.
58 Танки ИС-1 и ИС-2 начали поступать на вооружение Красной Армии только в 1943–1944 гг.
59 Советско-японский пакт о нейтралитете был подписан еще 13 апреля 1941 г.
60 «Линия Мажино» в мае 1940 г. была обойдена германскими войсками, а затем в середине июня того же года прорвана фронтальным ударом, нанесенным группой армий «Ц» под командованием генерал-полковника В. фон Лееба.